Полина Кутепова – о съёмках фильма "Отец"
– Полина, как Вы отнеслись к возможности сыграть в "военной" истории Андрея Платонова?
– До проб к фильму этот рассказ Платонова "Возвращение" я не читала. История о возвращении солдата домой после войны к жене и детям оказалась горькой и непривычной. Ведь в советском воспитании заложены представления о войне, о Победе: солдат ждали, они вернулись, будущее прекрасно! Здесь же вдруг выясняется, что домой победители приехали… только вот счастья почему-то нет.
– То есть вы тоже открыли для себя новые факты о войне?
– Да, война разрушила привычный жизненный уклад людей, каждый день встречавшихся со смертью. Однако вопреки этому в человеке возникала необыкновенная жажда любви. Как бы в противовес смерти – желание жить и любить. Потому что именно множество встреч, "любовей" помогли выжить в трудное время. Любовь побеждала смерть. По-моему, Платонов оправдывает своих героев, "предавших" друг друга, даёт им возможность прощения, а через прощение и шанс на новую жизнь.
– Помню, мы Платонова в школе не любили, читали "из-под палки"…
– Платонов – великий писатель. Очень глубокий. А изучать его в школе, как мне кажется – просто не по возрасту. До него надо дорасти. Всему своё время.
– Самый яркий съёмочный день сейчас можете вспомнить?
– Какой-то один день выделить не могу. Мне запомнилась удивительная атмосфера, которая царила на съёмочной площадке. Группа подобралась просто суперпрофессиональная. Запомнился не самый яркий, а холодный день. Съёмки проходили ранней весной, было -10, ещё лежал снег. Снимали на улице. На мне было крепдешиновое платье и вязаная кофта. Хотя в перерывах между дублями на меня надевали тулуп, я всё равно мерзла. Лицо окоченело и не подчинялось, слова не произносились. Единственное, что я старалась сделать в тот день, – это чтобы в кадре не стучали зубы.
– Алексей Геннадьевич Гуськов рассказал, что сломал палец на руке, прыгая с поезда во время съёмок. Вас подобные жуткие трюки выполнять не заставляли?
– Нет, жутких трюков я не выполняла. У меня были съёмки на заводе по производству кирпичей, где работает моя героиня. Вместе со мной в кадре были настоящие рабочие этого завода. Надо было ничем не отличаться от них, делая кирпичи… Это не трюк, но для меня был как трюк… мне помогли настоящие рабочие, заводские.
– Я знаю, что Ваших с Алексеем детей в картине играли юные актёры, дети. Что вы можете о них сказать?
– Детишки – замечательные! Занятные, очень открытые. Счастье, что их было двое – им не так скучно было вместе на съёмочной площадке. Мальчику во время съёмок подарили ролики, на которых он с удовольствием разъезжал по павильону между дублями. А девочка – помладше, лет 5-ти. Как раз такой возраст, когда дети выдают какие-то фантастические фразы и истории. Вся группа её заслушивалась…
– Платоновская повесть, которая легла в основу фильма "Отец", несмотря на бытовые детали, реальность сюжета, ускользающая, неощутимая, неконкретная…
– Я сейчас объясню. Это особенность Платонова: он не оценивает персонажей, смотрит со стороны. Поэтому возникает некая притчеобразность. Есть ещё один потрясающий момент: его персонажи – как белый лист, с которых как будто стёрли опыт прошедших поколений. Они заново постигают свою душу, основы бытия, открывают любовь, счастье, отчаяние, тоску. Живут без опор. Это удивительно!
Мы – другие. То, что происходит с моей героиней, Любой, многие расценят как предательство: пока муж воюет, она пытается полюбить другого человека. Пытается на собственном опыте понять, как жить, что такое хорошо и что такое плохо. Она делает это, чтобы сохранить любовь к мужу. И только пройдя этот путь, понимает, что ошибалась. Платоновские персонажи – очень одухотворённые!
– И немного сказочные, нереальные: простая женщина с рабочих окраин, в душе которой прямо-таки непостижимые философские глубины.
– Нет, не сказочные. Это то самое, платоновское, – простота, за которой необыкновенная глубина. Признак огромного мастерства!
– Думаете, в жизни на заводе "Серп и Молот" можно встретить такую простую и глубокую Любу?
– Думаю, да.
– Передать атмосферу платоновских произведений на экране, в театре – невероятно сложно. Режиссёр пытался это сделать?
– Во-первых, я не знаю, как бы это сделал Платонов. Но мы пытались существовать в его логике.
– Что было самым сложным в работе над "Отцом"?
– Платоновский язык: особенный, странно сконструированный. Это не разговорная речь. Каждая фраза – как сжатая пружина. Но мы постарались сохранить платоновскую ткань. К счастью, сценарий, что называется, имеет право быть.
– Что-то стоящее получается только после тяжёлого труда?
– У меня легко не получается. В идеале надо всё время что-то преодолевать: собственную успокоенность, штампы, наработки, не бояться нового. Это страшно. Но иначе не будет результата.
Правда, на съёмках "Отца" я и не думала ни о каком результате, настолько это был кропотливый процесс, ценный сам по себе. То есть результат был уже во время съёмок.
