Главная

Полина Кутепова: "Мастерская Фоменко" – не диагноз аутизма"

Полина Кутепова считает, что лучше доверять чувствам, чем разуму

Полина КутеповаЛауреат премии "Триумф" 2005 года Полина Кутепова – ученица Петра Фоменко, работает вместе с сокурсниками в театре под руководством учителя. В кино снималась у Георгия Данелии, Николая Досталя, Александра Хвана. У неё есть муж – режиссёр Евгений Каменькович, есть дочка Надя, которую Полина Павловна зовёт не иначе как Надюха…

Так случилось, что я училась в ГИТИСе (на театроведческом факультете) параллельно с актёрско-режиссёрским курсом Полины Кутеповой, Гали Тюниной, Вани Поповски. Мы виделись регулярно в буфетах, в библиотеке родной альма-матер; знали все их студенческие работы наизусть, так как регулярно бегали всем ГИТИСом на курсовые спектакли "фоменок". И вот, много лет спустя мы с Полиной сидим в театре, которым руководит Пётр Наумович, и пытаемся говорить о творчестве… Разговор идет с переменным успехом: то легко, то трудно. Полина иногда хохочет, иногда долго молчит, обдумывая вопросы. Отвечает очень честно и ответственно. Ещё более ответственно правит собственные слова в интервью. Приходится смириться, ведь каждый имеет право выходить к толпе в том "наряде", который он, и только он, для себя выбрал.

– Вы можете сыграть на сцене то, чего вы никогда не испытываете в жизни?

– Да. Для меня это было открытие. Вдруг оказалось, что сцена даёт возможность испытать те чувства, которые ты не испытываешь в жизни. Фантастически, да? Ты погружаешься в условия роли и выходишь на какие-то совершенно новые для тебя ощущения.

– А как вы считаете, то, что актёры в жизни существа необыкновенные, – это легенда?

– Не думаю. Более того, я даже уверена, что среди актёров часто встречаются весьма колоритные натуры.

– Вы себя к ним не причисляете?

– Конечно, я думаю про себя, что я тоже необыкновенная (смеётся).

– Ещё обыватель считает, что актёры – люди ненормальные, вы согласны?

– Да, все люди ненормальные, норма – понятие относительное.

– Не надоело ли вам столько лет существовать в рамках одного и того же так называемого фоменковского стиля, используя одни и те же приёмы игры, наживая штампы?

– Не надоело. Что же касается штампов – я была бы счастлива иметь их как можно больше. Есть такое выражение: чем больше штампов – тем лучше актёр. И чем лучше актёр, тем больше штампов.

– А не скучно повторяться?

– Нет. Мне кажется – это так естественно, когда люди, воспитанные одними педагогами, существуют в некой единой логике игры, исполняя те или иные роли. Было бы странно, если бы мы все существовали в разных системах координат. "Мастерская Фоменко" – сложившийся ансамбль, который играет в одну игру. Вопрос в том, хочется ли попробовать играть в другую игру. Хочется.

– Если вы окажетесь за пределами "Мастерской", что будет, сможете ли вы играть с другими партнёрами и в другой стилистике?

– Ну, всё-таки "Мастерская Фоменко" – это не диагноз аутизма, у нас в театре работают вполне вменяемые актёры, которые много снимаются, играют в других театрах, и у них это неплохо получается.

– Творческий кризис, связанный с невозможностью играть в другую игру, испытали многие актёры театра Анатолия Васильева, по каким-то причинам покинувшие его "Школу драматического искусства".

– Я могу их понять.

– Я часто ловлю себя на мысли, что, разговаривая с людьми, я мысленно беру у них интервью, то есть переношу свою профессию на повседневное существование. У вас бывает такое?

– У меня были периоды, когда я вдруг понимала, что жизнь разбираю, как пьесу. Я не раз ловила себя на мысли, что и на людей, которые меня окружают, и на их поведение я тоже иногда смотрю как на пьесу. Но это ощущение возникает только в страшной "замотанности", когда спектакль на выпуске.

– Не успеваете перевести внутренний взгляд с мира сцены на мир жизненной реальности?

– Иногда не успеваю. Но не могу сказать, что такое происходит со мной постоянно.

– А за пределами театрального пространства – и в прямом и в переносном смысле – вы человек спокойный? Вы можете равнодушно взирать на себя со стороны, не осуществляя постоянного самоконтроля?

– Ну, я не думаю, что человека можно так вот обозначить парой слов, загнав его в какую-то формулу. Мне кажется, что никто по отношению к собственной жизни не может быть равнодушным. Кто же будет на себя поплёвывать?

– Вы можете с полной уверенностью сказать, что вы вполне удовлетворены собственным исполнением той или иной роли, что вы её сделали целиком и полностью?

– Классное, должно быть, ощущение. Похоже, наверное, на то, когда ты достиг "седьмой степени самосозерцания". Роль "живёт" до тех пор, пока в ней есть необъяснимые вещи, непонятные для актёра, который её делает. Когда приходит исчерпанность – это уже близко к концу.

– Как вы уходите от подобной исчерпанности?

– Главное – это понять, что ты крутишь велосипедные педали, а велосипед стоит. Если ты понял, что ты в "прокруте", – этого достаточно, чтобы начать искать выход из сложившейся ситуации.

– А выход возможен?

– Конечно.

– Значит, вы верите, что барон Мюнхгаузен вытащил себя за волосы?

– Да. Была, можно сказать, тому свидетельницей. Я примерно так же однажды и сделала. Мне было ужасно плохо, ну так плохо, что казалось, я утону, как в болоте. И вдруг в какой-то момент – я даже удивилась, откуда взялись силы, – но я взяла себя "за волосы" и вытащила из очень непростой ситуации.

– Так вы романтическая натура? Или я ошибаюсь, и вы жестокая злая тётка?

– Во мне постоянно борется романтическая натура с прагматичной злой тёткой. В результате остаётся романтическая злая тётка.

– Вы можете нахамить?

– Нахамить, наверное, нет, но конфликтные ситуации со мной случаются.

– Как вы считаете, конфликт – вещь плодотворная?

– Иногда да. Есть такие роли, когда надо взорваться, и ты как бы просыпаешься, начинают работать нервные окончания – это такой психологический допинг.

– Дотошное самокопание – это необходимо? Или это не самое лучшее качество и человек должен уметь вовремя останавливаться и больше не копать?

– В этом вопросе лучше доверять чувствам, нежели разуму. И тогда жизнь станет намного легче.

– Вы на это способны, доверять больше чувствам?

– Мне кажется, что мне этого как раз не хватает.

– То есть вы существо более рациональное…

(Смеётся.) А с другой стороны, и так тоже не скажешь!

– Рационализм, как мне всегда казалось, не самый большой помощник в творчестве?

– Каждая творческая индивидуальность неповторима. А что касается актёрского организма – это вообще тёмный лес.

– Жизненные неурядицы или наоборот влияют как-то на роль?

– Всё влияет на всё. Судьба актёра проглядывает сквозь роль, но и роль меняет актёра. Личность деформируется. То есть усиливаются какие-то качества, которые до этого были наименее заметны.

– И плохие качества?

– Да.

– Если человек играет убийцу, он может в конце концов пойти и убить?

– Нет. Это уже сумасшествие. Но если ты репетируешь какую-то роль, то ты подсознательно начинаешь культивировать в себе какие-то черты характера персонажа. Человек вроде бы и не меняется, но вместе с тем тень от этого образа обязательно появляется на нём. Я наблюдала это, и не раз.

– Вы закрытый человек?

– В результате всё-таки да.

– Наверное, нужно уметь быть циничным и жестоким ко всему, что лежит за пределами твоего "я", нужно уметь быть настоящим эгоистом в работе – и тогда ты профессионал.

– Только не в театре.

– Вы не жалеете о выбранном пути.

– Поздно… Процесс уже начался.

– Какой вопрос вам чаще всего задают журналисты?

– По поводу нас с сестрой – чем мы отличаемся. Все ждут, что я назову десять отличий.

– И вы называете?

– Нет, конечно. Но я в принципе смирилась с тем, что это вполне естественное любопытство.

– Вы компромиссный человек?

– Я понимаю, что компромисс в принципе мудрее, он более созидателен, но мне, к сожалению, этой мудрости не хватает.

– Скажите, когда вы выходите на сцену с партнёром, с которым только что поругались за кулисами, вам трудно играть?

– Для начала не надо ругаться за кулисами. Если тебе человек нахамил, играя с ним, надо забыть о хамстве. Не всегда это удается, но к этому надо стремиться.

– Вы сложноустроенный человек?

– Мне хотелось бы быть сложноорганизованным существом, хотя Рустэм Юскаев, актёр "Мастерской", называет нас с сестрой растениями, может, он и прав…

– Есть люди, которые бегут в жизни на длинную дистанцию, а есть те, у кого хватает дыхания только на короткую дистанцию. Вы стратег или тактик? Как далеко вперёд вы планируете что-либо: например, через пять лет получить орден, через десять – стать министром культуры, ну и так далее?

– Ну, конечно, у меня большие планы на будущее. Через двести, триста лет жизнь на Земле будет невообразимо прекрасной…

– А как вы взаимодействуете с залом? Вы сразу находите общий язык с аудиторией?

– Не сразу. Бывает, что иногда до конца спектакля так ничего и не нахожу.

– Если зал "тяжёлый", роль проваливается или нет?

– Тяжело играть, когда не чувствуешь поддержки зала, но что делать?

– Сломать ситуацию в свою пользу.

– Ну, в такой борьбе можно потерять самое главное (смеётся), нет, ломать себя и слишком подстраиваться под зал – не стоит. Это даже опасно.

– Как вы относитесь к такому понятию, как актёрское долголетие?

– Уважаю людей, которые вовремя умеют остановиться.

– Актёрская профессия цинична?

– Тот театр, который мне интересен, не предполагает цинизма. Потому что это команда. Здесь такие вещи не пройдут. Цинизм бывает у взрослых, сформировавшихся людей, у актёров это скорее детский эгоизм.

Елена Кутловская
Фото Артёма Чернова (НГ-фото)
"Независимая газета", 11.02.2005 г.

Hosted by uCoz