Чистая речь
Премьеры "Мастерской радиотеатра"
На радио "Культура" (91,6 FM) июнь объявлен месяцем премьер. Заработал проект Марины Багдасарян, представляющийся мне самым важным радийным проектом последнего времени. Да, я гляжу со своей колокольни: что имеет отношение к театру, то и важно. Но постараюсь доказать, что мой взгляд не так уж субъективен.
Задача "Культуры" проста: вдохнуть жизнь в искусство радиотеатра, изрядно за последние годы захиревшее. Задача трудна, но выполнима. Учитывая растущую популярность аудиокниг и обилие пиратских записей со старыми постановками (в прошлом году Олег Табаков возбуждал процесс против фирм "Мелодия" и "ТВИК-Лирек"), "Мастерская радиотеатра" взялась за дело вовремя.
В первые июньские выходные можно было услышать лермонтовский "Маскарад" в постановке Михаила Козакова и "Слепых" Метерлинка в постановке Александра Пономарёва. Потом прозвучали ещё две пономарёвские работы: "Красивый деспот" Евреинова и "Всё о любви" по рассказам Тэффи (Пономарёв – один из самых тонких "слухачей" в нашем театре, аудиоспектаклями он занят уже лет пятнадцать). Наконец, только что вышла радиоверсия "Братьев и сестёр" Льва Додина: мощный четырёхчасовой спектакль, в котором занята чуть ли не вся труппа Малого драматического театра – Театра Европы.
Если читатель об этом не слышал, если он вообще не слушает радио "Культура", это печально, но объяснимо. "Культуру", судя по майскому опросу службы КОМКОН-2, слушают всего 2,2 % москвичей в возрасте от 12 лет и старше. Для сравнения: у "Русского радио" – 22,5%; у "Эха Москвы" – 11,7%; у "Голоса Америки" – 0,7%. В рассуждении рейтинга "Мастерская радиотеатра" вряд ли способна на многое. Может быть, к "Культуре" прирастут доли десятых, может быть, она в комконовских таблицах обгонит "Свободу" – всё это радости внутреннего пользования. Важно то, как радиотеатр возвращает нас к исконному смыслу римского слова cultura, скалькированного с греческого слова paideia. Греки и римляне в виду имели прежде всего воспитание чувств и лишь во вторую очередь – усваивание знаний и правил приличия. Сократ не умел вести себя прилично, Сенека – умел, но в сфере paideia беседы приставучего Сократа значат больше, чем "Нравственные письма к Луцилию".
Культурный смысл радиотеатра – воспитание умного слуха, испытывающего идиосинкразию к фальши. Люди с хорошим слухом могут не знать, насколько верна информация, которую им сообщает медийный холдинг, но, если говорящий человек сознательно наврёт в комментариях, они это почувствуют. Радиотеатр, разрастись он так, как мнится Багдасарян, не оставил бы шансов на популярность людям, зарабатывающим на жизнь продажным голосом. И это было бы счастье.
Мы читаем стихи не только ради наслаждения – они учат передавать сложные мысли в предельно сжатой форме. Мы читаем стихи вслух потому, что выбрать одну интонацию, сделать паузу, повысить или понизить тон – это способ не только уточнить мысль, но и присвоить её, сделать своим достоянием, позволить мысли овладеть нами. В радиотеатре любая фраза, одновременно адресованная микрофону, партнёру и слушателю, так же насыщена смыслом, как стихотворная строка. Дилетанты пугаются, впервые прослушав то, что у них получилось в записи. Они не узнают себя в чересчур ярко звучащем голосе, свой раствор мыслей и чувств в этом конденсате. Мастерам эффект перенасыщенности радийной речи и кристаллизации отдельных слов прекрасно известен.
Лучший пример – игра Марии Бабановой в радиоспектакле Анатолия Васильева "Портрет Дориана Грея" (1981). Голос стареет медленнее, чем всё прочее в человеке; у Бабановой он взлетал в такие хрустальные высоты, что дух захватывало. Гностики II-III веков от Р.Х. были не дураки. Их идеи насчет того, что всё лучшее и вечное страдает, находясь в плену у косной материи, что задача души – освободиться из плена и вернуться к целокупной Плероме, могли бы стать философской основой радиотеатра. Волшебный бабановский голос, освобождённый от неподатливой старческой телесности, был неоспоримо прекрасен, её игру следовало оценивать по однобалльной шкале – гениально. Впрочем, нынешний Арбенин Михаила Козакова – это тоже очень и очень неплохо.
Козаков сделал три замечательные вещи. Первая – он укротил свой артистический эгоизм. Обычно стихи в исполнении Михаила Козакова звучат так, словно он сам их вчера написал: актёр закладывает такие интонационные виражи, что автору приходится уходить с трассы. С Лермонтовым он обходится деликатно. Возможно, потому что артист и автор находятся в почти равном удалении от героя. Арбенин для Лермонтова – это "я" плюс несколько десятков лет в обстоятельствах стиля; для Козакова – "я" минус несколько десятков лет в давно забытых обстоятельствах стиля: в общем, позиции уравновешены. Получается гибко, ярко и с большим вниманием к предмету разговора, чем к себе. Арбенин стал лучшей большой ролью Козакова за последние годы.
Вторая замечательная вещь: режиссёр и исполнитель главной роли нашёл себе товарищей в искусстве дивном – актёров "Мастерской Петра Фоменко". Лучше них с поэтической драмой сейчас не справляется никто: учитель воспитал в "фоменках" чувство собственного достоинства, навык учтивости и музыкальный слух, а это и есть залоги верного обращения со стихами. Полина Кутепова (Нина), Галина Тюнина (баронесса Штраль), Кирилл Пирогов (князь Звездич) необыкновенно хороши, причем по-разному хороши. Кутепову в роли Нины можно узнать немедля, а Тюнину приходится разгадывать долго: разность приспособлений была бы интересна для специалиста. Возможности, которые дает работа с чистой речью, оказались лакомы. На "Культуре" не говорят впрямую, что "фоменки" уже готовы к следующей работе, но намекают: нечто подобное возможно, влюбились они в радиотеатр – и правильно сделали. Так что вперёд.
"Братья и сёстры" Льва Додина – проект, который по-честному надо назвать музейным. Было бы неправдой сказать, что великий спектакль устарел; необходимо сказать, что он постарел. Увядание великого спектакля и способность радиотеатра заново понять его жизнь будут темой следующей статьи.
Александр Соколянский
"Время новостей" №107, 20.06.2005 г.
