Две сестры

Ксения и Полина Кутеповы известны со времён, когда театр "Мастерская Петра Фоменко" был ещё актёрско-режиссёрским курсом ГИТИСа. Тогдашние хиты – "Владимир III степени", "Приключение", "Волки и овцы", а также специально "на сестёр" поставленная "Двенадцатая ночь" – и сейчас пользуются не меньшим успехом. За спиной Кутеповых – множество других спектаклей, фильмы, замужество.

Недавно ещё близнецов было не отличить друг от друга на многочисленных фотографиях в глянцевых журналах. Теперь их вряд ли спутаешь. Стало очевидно, что у каждой свой характер, свой стиль, своя судьба – человеческая и актёрская. Недавно Полина снялась у Александра Хвана в картине "Умирать легко" в роли маленькой женщины Лизы, по следам которой маньяком-терминатором ходит герой Александра Лазарева-младшего, уничтожая её обидчиков. Сейчас Ксения и Полина репетируют в новом спектакле по "Варварам" Максима Горького в "Мастерской П.Фоменко".

ЖИЗНЬ В ТЕАТРЕ

Театральная история Кутеповых скучна. В ней нет интриги, сюжета. Голая фабула: пришли, увидели, победили. "Нет, не наобум, – оговаривается Полина. – Нас интересовало актёрство, но больше в области кино, чем театра". В детстве они снимались в эпизодах кинофильмов, потом играли в домашних спектаклях под руководством старшей сестры Златы, ходили в театральную студию и киношколу. В 1988 году поступили к Петру Фоменко – без всяких приключений. С тех пор их жизнь связана с его "Мастерской".

С кино, считают сёстры, не очень сложилось – как, наверное, у всех актёров их поколения. Несколько фильмов, где снялась Полина – "Настя", "Орёл и решка" Г.Данелии, "Мелкий бес" Н.Досталя (вместе с Ксенией) и "Умирать легко" А.Хвана, – не раскрывают её таланта так, как театральные роли. Съёмки у Годара – луч света в фильмографии Кутеповых, но этого фильма ("Дети играют в Россию") даже сами сёстры не видели.

"С кино нет ощущения такой тесной связи, как с театром, – говорит Полина. – Может, если делать по три картины в год, оно и будет. Но где там! А театр как любовь: с каждой ролью свои отношения, и со временем они меняются". Когда я касаюсь темы кино в разговоре с Ксенией, она и вовсе меняется в лице. "Я думаю, сколько нам будет лет, когда в кинематографе всё наладится". Лучше говорить о театре.

"У меня не было периода, когда бы я в зрительном зале сопереживала действию, – рассказывает Ксения. – До того, как заняться театром, я туда не ходила, а сейчас, когда смотришь спектакль, взгляд превращается в рентген, и мало что вызывает непосредственную реакцию. Так что я никогда толком не понимала, кто ходит в театр и зачем. Для меня это как борьба сумо – занятие редкое и экзотичное, которому предаются очень странные люди".

Удивительно, как взгляд изнутри сходится иногда со взглядом извне. По дороге к "Новой опере", где сейчас (пока недавно обретённое пристанище на Кутузовском реконструируется) идут спектакли "фоменок", я думала о театре примерно в том же ключе – как об атрибуте странной, слишком неспешной жизни, когда у человека есть вечером время на три действия и место в голове для мыслей о сущностном – любви, свободе, смысле жизни. Публика в зале подтвердила мои ожидания: студентки, пенсионерки, мужчины в непомерных галстуках. На сцене – декорации к "Волкам и овцам", достойная рухлядь. Помню, в тот день я всюду засыпала – на работе, в метро, над чашкой кофе – и думала: посмотрю, как они играют, разберусь, кто есть кто, и уйду. Но на сцене появилась госпожа Мурзавецкая – Ксения: бледная, с прямым пробором, грудным голосом и негнущейся спиной, старше себя на добрый десяток лет, а вскоре и вдова Купавина – Полина: румяная и резвая, ровно на столько же самой себя моложе… Сон как ветром сдуло. Я не ушла и с тех пор стала ходить на спектакли "Мастерской Петра Фоменко" каждый вечер.

"Но я могу себе представить, – продолжает Ксения, – как зритель сидит и видит, что перед ним сию секунду что-то рождается, и это… круто! Это завораживает. В кино такого нет, кино – консервная банка. Я как-то пошла в консерваторию и слушала… я не помню что, но меня потрясло, что я слушаю и смеюсь. Я смеялась оттого, что слушала музыку! Записи не вызывают такого переживания. Так что актёры – боги! Они творят жизнь! Это, наверное, звучит романтично?" Ксения перехватывает мой взгляд в зеркало за её спиной: воспользовавшись удачно заданным вопросом, я позволяю себе расслабиться и сразу же "попадаюсь". Сёстры напоминают мне молодых учительниц французского, которым впору жить где-нибудь в Париже, да вот приходится прозябать в провинции. Отсюда чрезмерная требовательность к собеседнику. Обе то и дело уточняют: "Так, с этой темой мы закончили? Давайте определимся, о чём именно мы говорим". И с недоумением оглядывают меня, как будто надеясь, что вот сейчас откуда-нибудь выпадет шпаргалка, которой я так неловко пользуюсь. Шпаргалки, увы, нет. Ксения поглядывает на часы. Я признаюсь в любви к её Мурзавецкой. Эту роль Ксения прочувствовала недавно – хотя спектакль идёт уже много лет. "Может быть, раньше не хватало опыта – профессионального и жизненного. А вообще мне дороги все мои роли, даже те, что рождались в муках. Знаете, я такая многодетная мать. Все дети разные, и всех любишь".

По моему наблюдению, какими бы разными ни были её роли, она играет персонажей более жёстких, строгих, старших, странных, чем её сестра. "Может быть, я такая?" – произносит Ксения, и я облегчённо вздыхаю: вчера в ответ на мою фразу о том, что её персонажи мягкие, женственные, молодые и цветущие, Полина обвинила меня в намерении приписать ей амплуа, и я боюсь высказывать подобные мысли Ксении, предполагая в сёстрах единство мнений. Но единства нет и в помине.

ЖИЗНЬ ВМЕСТЕ

"Да нас некоторые и сёстрами-то не считают!" – отбивается Полина от моего предположения, что им, наверное, надоело, что о них чаще пишут как о "сёстрах Кутеповых", чем о каждой отдельно. В читанных мною статьях – сплошные гимны их союзу: "культовая пара", "золотые рыбки нашего театра"…

"Мне кажется, что ваша концепция доминирует над разговором, – обрывает Полина мои попытки оправдаться. – Проблемы похожести никогда не было. И то, что мы с детства едины в своих увлечениях, говорит именно об этом".

В таком духе Полина даёт отпор всем моим вопросам: я приписываю сёстрам сходство, я берусь судить об актрисах по их ролям… Но как же не приписывать сходство, если передо мной фотографии, где они – как две капли воды? И как же не судить по ролям, ведь почему-то Данелия увидел милую неуверенную в себе девочку Настю в Полине, а не в её бойкой мальчишке-сестре? И почему-то Полине сейчас интереснее всего роль в спектакле по пьесе О.Уайльда "Как важно быть серьёзным", где она, кажется, впервые "за старшую". В каком-то интервью она сказала, что хочет создать на сцене загадочный, непроницаемый образ – "чёрный квадрат". Такое впечатление, что, в отсутствие подобных ролей в кино и театре, это желание воплотилось в имидже самой Полины. "Мы были разными с детства, – продолжает она. – Родители это видели и не одевали нас одинаково". "Да нет. Мы сами одевались. И вместе не ходили" – версия Ксении. На тему различий у Ксении есть теория, по которой её сестра пошла в отцовскую, а сама она – в мамину линию. Поводом к ознакомлению с этой теорией неизменно служит какая-нибудь техническая неполадка. Помню, во время одного интервью на глазах у Ксении сломался стул. В моём случае кассету заклинило в диктофоне. "Дайте-ка. У меня инженерные способности", – произносит Ксения, неполадка устраняется, и на сцену выходит дедушка-кулибин, что по маминой линии. Кажется, она просто подыгрывает журналистскому ожиданию хэппенинга.

Детство сёстры описывают коротко: Москва, Беляево, яблоневый сад рядом с домом, пикники в парке. А самое яркое воспоминание одно на двоих: как отдыхали под Ригой, в охотничьем хозяйстве, и однажды в лесу их застала гроза. "Я бегу, и трава выше меня", – произносят обе (одна в субботу, другая в воскресенье).

"Нам было хорошо вместе, – терпеливо объясняет Полина, – и ни зависти, ни ревности не возникало. Может, иногда кто-то из нас и "вёл", но феномен нашего сосуществования в том, что, когда "ведущая" уставала, другая перенимала первенство". Иллюстрируя рассказ Полины, Ксения вспоминает период, когда она была "старше, бойчее": "Для ребёнка огромная проблема заговорить с посторонними людьми. Не от страха, просто очень сложно. И вот мы шли в магазин, стояли в очереди, и с продавцом говорила всегда я. Потом был период, когда важные вопросы решала она".

"Мы были единым целым, – продолжает Полина, – и это давало нам силу. А когда случались ссоры, каждая чувствовала себя необычайно несчастным и одиноким человеком. Очень тяжело было, когда жизнь разводила. Вот это была ревность! Так привыкли быть всегда вместе, смотреть одними глазами, жить одними событиями… Это произошло фактически одновременно: когда у Ксении какая-то любовь появилась, она сразу же появилась и у меня, иначе я бы погибла".

Об отношениях "после разлуки" Полина говорит, что за советом всё равно идёт к сестре. Ксения – единственный человек, с которым она может делить удовольствие от похода по магазинам, и, главное, единственный человек, способный поменять её взгляд на роль. "Мы боимся появляться на сцене вместе. Груз знания друг друга такой, что, если случается прокол, я понимаю это по её повороту головы".

ЖИЗНЬ ВРОЗЬ

"Получается, театр занимает всю мою жизнь", – отвечает Ксения на вопрос об увлечениях. "Я чувствую себя обделённым человеком, – вторит ей сестра. – Мне бы очень хотелось чем-нибудь увлекаться". Два года назад у Полины родилась дочь, и теперь в её мыслях на первом месте семья. "Сейчас больше болеешь за дочку и за то, как рано или поздно приходит муж. Но постепенно, я думаю, мне удастся достичь равновесия". К роли матери она относится серьёзно: "Я чувствую, как должно быть ребёнку в семье. Свою малышку я воспитываю чрезвычайно мягко и слышу от бабушки массу замечаний. Но у меня принцип. Когда она сталкивается с какой-то проблемой, я говорю ей: ты можешь сделать так, а можешь так, выбирай".

Ксения не задумывалась о том, что для нее важнее – театр или личная жизнь. Зато она уверена, что её муж лучше всех. "Как будто погружаешься в человека и не видишь дна. Я удивляюсь, что муж до сих пор вызывает у меня такое ликование… Удивительно то, что это не проходит. Только не спрашивайте меня, сколько лет я замужем, а то скажут: всего ничего, а удивляется, как ей муж не надоел".

Если увлечений нет, стоит узнать хотя бы о пристрастиях. Полина надолго задумывается. Ксения просит подсказать. В конце концов выходит следующее.

Список Полины начинается с комфорта. "Это когда существование облегчено человеческой мыслью". Съёмки у Годара запомнились ей тем, что всё происходило чрезвычайно быстро, но не оттого, что халтурно, а оттого, что хорошо организовано. Она любит, когда ей встречается интересный – творческий – человек. Когда жизнь опрокидывает все её представления. Когда случаются свободные полдня перед работой. Когда она не зависит от денег. Любит, как её встречает дочка. Фильмы Бергмана. Спустя некоторое время добавляет: "А ещё я люблю с огромной скоростью ехать на машине ночью и слушать музыку".

"Я люблю машину водить, – вдохновенно начинает Ксения, и её речь надо слышать. – Люблю… когда самолёт тормозит. Приземляется на огромной скорости и эту скорость начинает гасить: поворачиваются крылья, включаются тормоза – и вот этот момент вызывает у меня упоение. Люблю сильные ощущения. Я фанатичная москвичка. Всю жизнь жила в Беляево и мечтала о центре. Сейчас живу на Кропоткинской, иду с работы пешком и думаю: ну какая же я молодец, как здорово, что линии вокруг не сходятся под прямым углом – о-бо-жаю!" Она с удовольствием представляет себя в образе рантье: "Сидеть, поплёвывать на всё… В Европе вообще не представляешь, чем заниматься, кроме как пить кофе. Здесь я хожу в кафе, рестораны, но не чувствую себя уютно. А вообще… ну, конечно!!!"

Две сестры – два характера. Закон восприятия: на фоне общего различия заметнее. Остается добавить, что в списках обеих Кутеповых числятся "красивые вещи". "Эстетическое удовольствие – одно из самых сильных удовольствий в моей жизни, – формулирует Ксения. – Ну и – всё отсюда вытекающее".

Ольга Кузнецова
"Harper's bazaar", №9, 1999 г.